Использование материалов The-Challenger.ru (Челленджер) без разрешения редакции сайта запрещено.
Каждый вечер одно и то же, с пяти до шести я веду занятия у полуграмотных восьмиклассников, изучающих основы предпринимательской деятельности и бизнеса. В лучшие дни мы пьём газировку и занимаемся художественными проектами, в не самые лучшие — математикой.
Занятие заканчивается, я переодеваюсь и выхожу, пока не успела передумать. На главной дороге я сворачиваю направо, лавируя между сточной канавой и гравийной дорогой; мотоциклы с рёвом проносятся мимо, байкеры оборачиваются и смотрят на меня, после чего исчезают в облаках пыли.
Вечернее солнце окрашивает всё в жёлтый цвет и усиливает контраст, очерчивая силуэты животных на фоне неба и превращая каждую улыбку и взгляд в фотографию. Я направляюсь к бейсбольному полю — широкой полосе зелени сразу за общественным центром, в нескольких сотнях ярдов от моего дома. На холме, возвышающемся над бейсбольным полем, находится район Вьетнам — длинный ряд домов и бараков, расположенных достаточно близко, чтобы люди могли окликнуть меня по имени с балкона, но достаточно далеко для того, чтобы я смогла разобрать их лица. В этот час солнце всегда светит позади них. Они машут руками, их чёрные силуэты сливаются, улыбки неразличимы в тени.
Я обхожу двух девушек с косичками, бегущих спринт вдоль оранжевых конусов, и на дальней правой стороне поля надеваю наушники. Бейсбольное поле является своего рода универсальным пастбищем для животных; на первом круге я встречаю стадо коричнево-белых коз, которые бодаются и толкают друг друга, и двух серых лошадей с мохнатым коричневым жеребёнком. Огибаю дальний угол поля, где три чёрные собаки резвятся в тени, бегая вверх и вниз по траве. Они падают на землю, кувыркаются и задирают друг друга, вне себя от своего собачьего счастья, их пасти не закрываются, сверкая клыками на розовых деснах, они рычат, смеются и гоняются за тенями. Я заканчиваю свой первый круг и перехожу на бег.
Я никогда не была бегуном. Я не люблю быстро достигать цели, меня не волнует, какое расстояние я преодолела или сколько вершин покорила. Однажды в Гватемале я поднялась на вершину вулкана и поняла, что это не имеет значения для меня. Я лучше пройду две мили по какому-нибудь живописному месту и вернусь туда, откуда начала, чем стану взбираться на две мили вверх только ради того, чтобы сказать, что достигла какой-то вершины. Я люблю горы, но это не значит, что мне нужно видеть их вершины. Я люблю двигаться, но это не значит, что я должна двигаться быстро.
Но жизнь здесь ставит меня в такие ситуации, которые я не могла себе и представить, и иногда накопившейся энергии во мне становится слишком много; я бегаю, чтобы выпустить все тревоги, разочарование, невысказанные комментарии и желания. Я бегаю, чтобы куда-то направить свою энергию. Я чувствую, как это желание покидает меня с каждым шагом. Постепенно мои плечи становятся скользкими от пота, музыка ведёт меня от одного круга к другому.
Я бегу, и моё веснушчатое лицо горит, переливаясь оттенками от малинового до пурпурного, покрывается яркими цветными пятнами. Пару раз я замечаю, как люди тыкают в меня пальцем и глазеют. Если я хочу бегать, я должна подавить свой стыд. Для них я — зрелище, и это — роль, которую я играю в этом душном городке в долине. Если я хочу избавиться от негативной энергии, не сбивая кулаки о бетонные стены (а случалось и такое), я должна смотреть вперёд и не думать об этом. Я должна бежать.
В семь все расходятся по домам, кроме детей, играющих в оросительной канаве, а я продолжаю бегать по кругу. Мальчик без рубашки бросает камни в манговое дерево, две девочки играют в ладоши возле третьей базы. Чичи, мальчик, который посещает мои занятия по английскому, делает сальто в дальней части поля, его движения точные и резкие. Мне трудно дышать, на шее выступил пот. Я фокусируюсь на своих коленях, стараюсь поднимать ноги чуть выше, чтобы не споткнуться. Ещё несколько минут.
На холме за бараками садится солнце. Высокие и клубящиеся облака серого и синего цвета, и солнце такое яркое, какое может быть только на закате, — от слепящего света перед глазами мелькают вспышки, когда отводишь взгляд в сторону. Привязанная к столбу корова загораживает солнце. Её голова повёрнута, она замерла, словно на фотографии. Я пробегаю один круг, за ним — ещё один. Этот закат, и следующий, эта же самая корова будет стоять здесь на фоне заходящего солнца.
Моя соседка Хуана, пухленькая старушка, которая зовет меня hermana (сестра — испанск.) и иногда угощает меня ломтиками жёлтого кукурузного хлеба, хихикает из-за своего забора: «Бежишь? Да я могу обогнать тебя. В молодости я быстро бегала», — она размахивает руками вперёд-назад и бежит на месте. «Однажды мы устроим гонку отсюда и до Габарито», — говорит она. Она повторяет эту шутку каждый раз, когда видит, что я занимаюсь, и каждый раз, когда я прохожу мимо её дома на обратном пути. Но я всё равно улыбаюсь, мы всё равно смеёмся. Каждый момент — это своего рода рутина, ведущая меня по кругу.
Я вытираю пот на лице футболкой и прищуриваюсь от последнего луча солнечного света, пробивающегося сквозь ветви вишнёвого дерева, когда поворачиваю за угол дома. Мой дом выглядит таким же, каким я его оставила — тёмным, тихим, накопившим тепло за день. Меня окружают звуки наступления ночи: смех и крики соседских детей во время игры, блеяние коз из своего ночного загона — больше напоминающее детские голоса, евангельские проповеди и громкая непристойная бачата на радио. Я расшнуровываю кроссовки, откидываю их в сторону, пью воду и наблюдаю, как садится солнце.
Завтра я снова сделаю это. Завтра и на следующий день.
