«Какими бы крутыми мы ни были, горы будут круче нас», — утверждает Мари Опаловская, которая пару недель назад вернулась с Эльбруса. Она немножко лукавит: покорить в 18 лет в одиночку самую высокую горную вершину в Европе может только по-настоящему крутая девушка. И Мари именно такая! Как ей это удалось — читайте ниже.
— Ни один человек, лишённый честолюбия, ни с того ни с сего не сорвётся восходить на гору. Представляете, каким нужно быть эгоистом, чтобы помахать рукой семье и друзьям со словами: «Да, это смертельно опасно (потому что каждое серьёзное восхождение действительно смертельно опасно), но вы за меня не переживайте». Я, конечно, сделала именно так — просто поставила перед фактом. Потому что отговорить нельзя. Попробовать можно, но разве что для очистки совести.

 

Покупка билетов обошлась без робкого вбивания направления в поисковике Aviasales, мы с моей затеей почти негласно перешли с вы на ты, отчасти потому, что я не знала, что такое «горняшка» и место, именуемое «косой полкой», — всё это мне только предстояло узнать. Я думала не о том, как бы так красиво по Эльбрусу пройтись, а о том, как бы это сделать максимально безопасно. Это я потом уже оглянулась и подумала: «Ого, вот это я прошлась!».

Из аэропорта Минеральных Вод я отправилась прямиком на автовокзал (до подножия Эльбруса можно взять такси, которое в среднем обходится в 2 500 р.). Но при всей любви к комфорту я принесла его в жертву ради человеческих историй местных персонажей, которые можно услышать только в транспорте среднего класса. Через первый класс по-настоящему узнать регион просто невозможно. Душная маршрутка до Нальчика, как казалось моему слегка изнеженному взору, была набита сполна, но в неё продолжали входить необычайно стройные бабушки с внуками, провизией и большими, горящими юношеским задором глазами:

 

— А вы сюда сядете? Тут тесно…

— Да, сяду! Я тырнаузская же, работала всю жизнь в шахте! Мне ничего не мешает! Когда поедем только?

 

В Нальчике нужно сразу найти маршрутку, следующую до Тырнауза, а ещё лучше — до Терскола (но они ходят реже). От Тырнауза до Поляны Азау (2 300 м) проще взять такси за 300 рублей и не мучиться. Сев в машину, я уточнила, обязательно ли пристёгиваться (я, признаться, не очень люблю это дело, хоть и осознаю всю его ценность!), на что водитель завёл рассказ о бывшем мэре Кабардино-Балкарской Республики, который говорил: «Как можно кавказца привязать к лошади? Он должен быть вольный!». Такие вот неписаные правила действуют на дорогах Кабардино-Балкарской Республики.

 

Почувствовав свободолюбивый нрав клиентки, водитель спросил позволения закурить, на что я, прижимая к сердцу бутылку нарзана, ответила, что это крайне нежелательно, ведь впереди у меня ответственное мероприятие, требующее не только чистоты ума, но и лёгких!

 

В пяти километрах от Поляны Азау находится пост МЧС, где обязательно (ну обязательно, если вы любите жизнь и всё такое) нужно объявиться перед началом восхождения. Меня зарегистрировали как группу из одного бойца под номером 1 023, выдали бумагу с правилами безопасности в горах и экстренными телефонами, наказали звонить за день до восхождения за точными сводками погоды, а напоследок сравнили московский Арбат с Эльбрусом на рассвете, как бы говоря: «Ты не одна». В нашем посёлке, говорят, живёт дед, который поднимался на обе вершины Эльбруса под сотню раз — то есть это практически как за хлебом выйти.

В экипировочном центре я разболталась с девушкой-администратором и действующим гидом, больше смахивавшей на австралийскую сёрфершу, которая на ты с самыми дикими волнами: с длинными светлыми волосами, которые, кажется, ни разу за всю жизнь не подстригались, пирсингом, выгоревшими кистями рук от четырёхкратного восхождения на высшую точку Европы и почти ежедневного пребывания в нескольких тысячах метров над уровнем моря. В чертах её лица были какие-то неправильности, вплоть до того, что в какой-то мимический момент её лицо вдруг могло показаться отталкивающим. Но это лишь на мгновение. Моё личное убеждение, что такие черты лица, врезающиеся в память даже человеку, который очень нехотя запоминает лица и имена едва знакомых ему людей, получаются исключительно от браков со смешением кровей. К таким лицам никогда не сможешь подобрать двойника. Она с обезоруживающей откровенностью рассказала мне, как там, наверху, слепое желание взойти на вершину перевешивает желание жить дальше: видеть, как растут свои или чужие дети, стареют родители, уходят друзья, приходят новые, бьются рекорды на Олимпийских играх, самолёты уходят в небо всё чаще и увереннее и просто как день сменяется ночью. Ровно за две недели до моего приезда она вела очередную группу на восхождение: дойдя до косой полки — самого переломного момента, где всё предельно просто: узкая тропа, по левую сторону которой располагается отвесный ледовый склон, именуемый «трупосборником», — она скомандовала на разворот из-за надвигающегося тумана и крайне плохой видимости и посоветовала сделать так же чуть опережавшим их чехам, двум друзья, приехавшим укрепить эту самую дружбу восхождением бок о бок. Они отмахнулись и пошли дальше — выше, в туман и безызвестность, намереваясь вернуться героями… но они не вернулись совсем. Получилось, возможно, как они и хотели, вместе и до конца: «Если шёл он с тобой, как в бой, значит, как на себя самого положись на него!». Такой подход работает где угодно, только не в горах.
Вот этот «героический альпинизм», зародившийся в 30-х годах прошлого века, мне кажется, висит в горном воздухе и сейчас. Итальянский альпинист Райнхольд Месснер, который первым взошёл на Эверест в одиночку, говорил: «Мой носовой платок был моим флагом».

 

Вот что значит любить горы по-настоящему, а всё остальное — пшик, натянутость, пустой звук. Горы могут не пустить. Просто не пустить — и всё. Настроения нет. Нужно их слушать, и всегда к ним на вы, да с поклоном.

 

На следующий день уже известная вам девушка-гид, вовремя почувствовавшая опасность вчера, опознавала трупы сегодня. Потому что «горы не враги, альпинисты не герои». Признаться, ужасно хотелось бы присвоить эту остроту себе, но, увы, это было сказано задолго до того, как я смогла оценить величину этих слов, и даже задолго до моего рождения всё тем же тирольским альпинистом с носовым платком вместо флага на Эвересте, Лхоцзе, Макалу, Манаслу и ещё десяти восьмитысячниках мира. С носовым платком вместо флага, Карл!

Я поселилась у самого подножия, в довольно приятном гест-хауcе с многообещающим названием «Зимний рай»! Первые три дня я совершала акклиматизационные вылазки до первой станции канатной дороги (Старый Кругозор, 1 800 м), потом до второй (Мир, 3 500 м) и до третьей (Гарабаши, 3 850 м), возвращаясь в «Зимний рай» к вечеру. Пока я привыкала к разряженному воздуху и репетировала «день X», погода резко испортилась: ночь громыхала таким раскатистым громом, что на долю секунды мне показалось — вот он, конец света, и меня, как главную авантюристку последних пяти поколений семьи, угораздило оказаться в самом эпицентре действа. Утром я позвонила в МЧС и получила крайне неутешительный прогноз — благополучное восхождение до конца недели практически невозможно. Всё стало сразу понятно: горы не пускают. Больше всех такому прогнозу обрадовалась моя мама. Было очевидно: я не полезу на самую макушку вопреки прогнозу. Я решила идти до той отметки, где я почувствую: всё, хватит, пойдёшь дальше — можешь остаться там навсегда. При хорошем стечении обстоятельств (погода, самочувствие, горы пускают, ботинки не падают) нужно выходить во временной промежуток от полуночи до двух часов ночи, чтобы успеть вернуться до полудня, не опалив кожу самыми беспощадными лучами. Я же дошла до Мира и осталась ночевать там. Спала в футболке, свитшоте, шерстяном свитере, жилетке на овечьем меху и спальнике — замёрзла (спала не на улице, спала в палатке).
Наутро я выдвинулась в путь, достав дополнительное снаряжение — ботинки вместо кроссовок, «кошки» на ботинки и трекинговые палки. Я шла по тропе, которую было видно всё хуже из-за тумана. Ты полуосознанно идёшь навстречу возможной смерти, хотя изначальная цель всех действий, где подразумевается встреча с опасностью лицом к лицу, противоположная — не умереть, а расти выше и свободнее. Горы — это такая миниатюра жизни.

 

Нужно быть честным — и ты поднимешься выше. Нужно не бояться, но и не терять голову и здравый смысл. Всегда легче, когда есть на пути люди, которым можно доверять. Нужно рассчитывать только на себя и брать ответственность не только за свою жизнь, но и за жизнь своих близких, друзей, которые обязательно будут волноваться и за сотни километров чувствовать себя так, будто они сами там, высоко в горах, с бесстрашными глазами и с сердцем, чей стук слышен даже на фоне ветра, просвистывающего со скоростью 65 метров в секунду.

Я дошла до приюта «Бочки» к полудню. Тут, в отличие от «Зимнего рая», название полностью соответствует реалиям — восьмиместные жилые контейнеры в форме бочек (ночь — 700 р.). Когда я вошла в свою бочку, передо мной предстала картина, изображающая четырёх пожилых мужчин, распаковывавших рюкзаки:

 

— Вас там много идёт? Погода портится…

— Нас? Я одна.

 

Номер высокогорного отеля погрузился в молчание. На меня смотрели так, как смотрели мужчины на идущих по улице женщин в шортах после выхода закона, позволяющего эти самые шорты носить на публике, что даже привело к ДТП в 1937 году в Торонто. Не побоюсь такого исторического сравнения — вот так на меня смотрели.

 

Преодолев неловкую паузу, я полезла в рюкзак за рисом и сайрой и направилась на кухню, где через некоторое время оказался и один из моих соседей. Решив завести адекватный разговор первой, я отчего-то спросила не о том, как его зовут, не откуда он, а есть ли у него внуки:

 

— Нет, нету. Ой! Есть! Две недели назад родился.

 

(Я же говорю — эгоисты! Все, кто здесь каким-либо образом оказывается, ярко выраженные эгоисты!)

 

Утром мы с новоиспечённым дедушкой Сергеем решили выходить вместе. Мы дошли до скал Пастухова, стояли на отметке 4 800 м. Видимость сократилась до четырёх метров. До седловины (5 000 м) было идти страшно, опасно и глупо. Жизнь гор объяла наши жизни так же легко и просто, как снег покрывает восточную и западную вершины Эльбруса в любое время года. Мы почти синхронно развернулись на спуск, думая, наверное, об одном и том же.

Эльбрус, видимо, зарекомендовал себя таким интеллигентным принцем белых кровей, что в большинстве своём люди, приехавшие на него взойти, открыто утверждают, что приехали его покорять. Покоряйте какого-нибудь другого парня своей красотой, умом и талантом, ну оставьте же этого непокорённым белым волком! Он заработал себе славу «доступной» вершины Европы, но здесь погибает больше людей, чем на Аконкагуа. И не только приехавших поставить очередную галочку в своём bucket list, но и бравших штурмом восьмитысячники. Опасность в лёгкости. Это сложнее и страшнее, чем кажется из Москвы, из самолёта, из журнала, из фейсбука.

 

Самое странное, что я не была на вершине, но со мной произошли удивительные вещи и открытия. Это действительно очень эгоцентричное занятие. Тут правит эгоизм риска, который притворяется спортивным интересом. И это чувствуется в каждом человеке, который оказался здесь довольно спонтанно (ну как я например). Коварность Эльбруса в том, что ты её не ожидаешь, как, например, на Эвересте. А он тоже с характером. Каждый холмик с характером.

Можно быть яркой, талантливой, неординарной, вдохновляющей на бег по утрам, на экспедицию во имя спасения бельков, личностью, поражающей яркостью своей харизмы и глубиной собственных высказываний, но крутыми могут быть только горы. Какими бы крутыми мы ни были, горы будут круче нас. Выше и круче.

 

Я, конечно, и раньше бывала в горах, оттого всегда их уважала. Но не бывала так высоко и глубоко в них. Когда ты попадаешь в горы, им без разницы, какой ты классный, интеллигентный, амбициозный и любвеобильный. В их структуре, внешней и внутренней, не меняется ровным счётом ничего. А в тебе меняется. Поэтому когда встречаются горы и люди, от этой встречи всегда больше получают люди.