История трансгендера, который ждёт ребёнка

Камингаут помог мне свыкнуться с женским телом. «Ужиться» в нём. Ведь, к сожалению, предыдущие 27 лет я провела с ним в борьбе. Мне очень хотелось, чтобы такие концепты, как «быть женщиной» и «быть счастливыми человеком», не противоречили друг другу, но они, увы, противоречили. В отчаянии я верила, что макияж сделает меня настоящей. Настоящей женщиной. Я безуспешно пыталась запихнуть себя в платье, но всё было напрасно — я просто не была женщиной.

Когда я рассказывала обо всём друзьям и своей семье, я чувствовала необходимость заверить их в том, что мой «переход» никак не повлияет на наши отношения. Но придя к священнику, я действительно не знала, что меня ждёт. Ведь я пришла просить благословения.

Благословения на брак.

Увы, реакция святого отца довольно резко контрастировала с тем, что я услышала от некоторых своих друзей и знакомых. Особенно меня удивили те из них, кто всегда позиционировал себя свободным от шаблонов и оценочных суждений человеком. Идеальная реакция: «Круто, я очень рад за тебя. Могу ли я чем-то помочь?» или, как сказал мой прекрасный муж Майкл, «Пока ты меня любишь, это не проблема». Но в высказываниях окружающих было существенно меньше участия и, как ни странно, доброты. Кто-то всё время пытался навязать мне образ «настоящей» женщины, кто-то отнёсся к моему камингауту пренебрежительно, потому что я отказалась от операции и с точки зрения физиологии решила остаться женщиной, сохранив своё имя. В любом случае я стала той лакмусовой бумажкой, которая проявила глубинные комплексы и стереотипы окружающих. Или, наоборот, подтвердила их отсутствие.

Правда в том, что перемены начинаются очень рано — в сердце, разуме и душе. Гормональная терапия и хирургическое вмешательство часто необходимы с медицинской точки зрения, так как они способны избавить человека от страшных эмоциональных страданий, с которыми сопряжена гендерная дисфория. Но хирурги не могут изменить суть — они меняют только оболочку. Поэтому подобные перемены нужны далеко не каждому трансгендеру.

Нет, я рада. Я всегда этого хотела. Точнее, всегда хотела ребёнка, но так получилось, что из нас двоих с Майклом возможность его выносить есть только у меня. Но вот о беременности я никогда не мечтала. Даже наоборот, всегда думала, что это кошмар. На самом деле так и есть. И дело не в том, что беременность очень выматывает (а она выматывает), а в необходимости доказывать некоторым людям, что если я не выпячиваю свою маскулинность, то это не значит, будто её нет.

Это нормально, когда незнакомые люди называют меня «беременной женщиной» или «мамочкой». Как они могут знать, кто я на самом деле? Но когда близкие, с которыми мы миллион раз об этом разговаривали, по умолчанию воспринимают меня женщиной, я просто теряюсь. Кроме того, некоторые знакомые пытаются навязать мне довольно странные гендерные роли, которые часто приписывают беременным. Например, они хотят, чтобы я демонстрировала покорность, когда окружающие, нарушая всякие границы, прикасаются к моему животу без разрешения. Покорность, когда со мной разговаривают не как с человеком, который вынашивает ребёнка, а как с ребёнком. Покорность, когда посторонние люди, ставя знак равенства между ребёнком и мной, настаивают на том, что матери должны следовать неким общепринятым правилам поведения.

В перерывах между утренней тошнотой и переживаниями из-за того, что близкие не заинтересованы в том, чтобы по-настоящему узнать меня, я подумала, что уже точно не смогу насладиться беременностью. Кто знает, может, я буду вспоминать этот период с сожалением, или когда ребёнок родится, потрачу всю оставшуюся жизнь, отстаивая себя как личность и как родитель. Поскольку одной из причин, по которой я хотела родить ребёнка, была моя вера, я снова встретилась со святым отцом и рассказала ему о своих страхах.

«Знаешь, — сказал он. — Я думаю, что твоя готовность принять двойственность всего сущего станет огромным преимуществом для тебя как для родителя».

После этих слов все мои тревоги испарились — на душе опять стало светло. Я поняла, что мой личный опыт и мой опыт как родителя неотделимы друг от друга. Когда я дома с мужем, я чувствую абсолютную поддержку, любовь и совершенное счастье быть собой. Неважно, понимает ли кто-то мой «переход» или нет — это не имеет никакого отношения к тому, что я его понимаю и что мой муж любит меня за это. Это счастье перейдёт от нас к ребёнку, а от него обратно к нам. Оно станет нашим общим счастьем. Мне кажется, в этом и заключена истинная красота семьи.