Сегодня, в Международный день благотворительности, мы попросили Митю Алешковского — координатора волонтёрской помощи во время наводнения в Крымске, руководителя проекта «Нужна помощь.ру» — рассказать, почему благотворительность должна быть публичной, от чего нас отвлекают новости и как сто рублей могут спасти жизнь.

Возможность, которую нельзя упустить

— Каждый раз, когда я даю интервью, мне приходится рассказывать историю о том, как я поехал в Крымск — о том, как я понял, что мы можем объединить общество и внеполитическими силами решать большие социальные задачи. Я пришёл на смотровую площадку перед главным зданием МГУ с пакетиком медикаментов, которые думал отдать и поехать дальше по своим делам. А в итоге остался там навсегда.

Когда тебе в руки дают возможность что-то изменить — в прямом смысле слова спасти чью-то жизнь, избавить кого-то от страданий, — то отбрасывать её просто глупо.
До Крымска я ничего не знал о том, как устроен мир благотворительности, и очень благодарен тем людям, которые ввели меня в него, провели и ведут до сих пор. Я благодарен им за то, что не дали мне оступиться и совершить очень много ошибок. На самом деле благотворительность — это очень сложная, специфическая сфера. Это настоящая работа. И люди, которые считают, что благотворительность — это какое-то разовое явление, мол, просто собрал и передал деньги, глубоко заблуждаются. Например, Дмитрий Быков в одном из своих интервью говорил, что настоящая благотворительность — это «когда мы, работая в программе «Времечко», приходили к метро с ящиком для пожертвований и собирали деньги у проходящих мимо людей». Это точка зрения каменного века. В США некоммерческий сектор составляет три процента от ВВП, и речь идёт не о деньгах, собранных в ящичек возле метро.

 

К благотворительности нужно относиться точно так же, как и к любой другой серьёзной работе. Разница лишь в том, что тут от твоей работы зависят человеческие жизни. К сожалению, у нас в обществе существует стереотип, будто сотрудники благотворительных фондов либо вообще не должны получать зарплату, либо должны получать меньше, чем остальные. При этом никто не говорит, что врач должен получать меньше, чем условный директор магазина. Всем же очевидно, что врач должен зарабатывать нормальные деньги. А почему тогда сотрудник благотворительной организации не должен их зарабатывать?

Мы постоянно сталкиваемся с недоверием людей. Любой страх идёт от незнания. Таких массовых стереотипов в отношении благотворительности нет ни в Америке, ни в Великобритании, ни во Франции, ни в Германии. В этих странах система филантропии имеет многолетнюю историю, а у нас она в советские годы была прервана. Наши люди не понимают, что такое третий сектор экономики, чем коммерческая организация отличается от некоммерческой и как в принципе работают благотворительные фонды.

Если коммерческая организация получает выгоду от того, что она делает, то некоммерческая организация полученную прибыль не отдаёт в дивиденды, а направляет на решение конкретных целей, прописанных в уставе. Даже нефтяная вышка может быть некоммерческой, если в её уставе написано, что вся прибыль идёт на строительство больниц.
Таким образом, некоммерческая организация не может присвоить прибыль. Я не могу, например, взять деньги со счёта фонда и положить их себе в карман. Это технически невозможно. Но так как этого никто не понимает, то и доверия нет. Конечно, нужно быть полным идиотом, чтобы утверждать, будто не существует способов обмана. Вопрос не в том, есть ли у благотворительной организации возможность присвоить деньги, а в том, есть ли в принципе возможность их присвоить. А что, в коммерческой структуре не воруют?

 

Сейчас в некоммерческих организациях складывается уникальная для России ситуация — государство очень внимательно следит за нами, и наша отчётность в отличие от многих коммерческих компаний куда более серьёзная. Мы отчитываемся перед банками, донорами, перед министерством юстиции, публикуем отчёты на сайте. К тому же единственное, что у нас есть, это наша репутация. Если ты хотя бы раз дашь повод усомниться в своей честности, то всё — с тобой никто больше не будет иметь дело.

 

При этом я не говорю, что нет мошенников. Волонтёры, которые ходят на улице и собирают деньги, в большинстве своём жулики. Да, для прикрытия у них есть официально зарегистрированные фонды, но по факту они берут деньги наличными и кладут их не на счёт фонда, а себе в карман. 

Проблемы, о которых нужно говорить

Считается, что процент россиян, вовлечённых в благотворительность, довольно высок. Но тут важно понимать, что разные люди подразумевают под благотворительностью разное. Например, дать мелочь человеку, который просит милостыню на улице. Хочу сразу предостеречь: в большинстве случаев этот человек жулик, и жертвовать ему деньги не стоит. Если вы хотите помочь бездомному, лучше накормите его или помогите найти ночлежку. А дать денег (особенно зимой) — значит просто убить его. Если он не мошенник, то велика вероятность, что он купит себе алкоголь и ночью умрёт от переохлаждения.

Собрать деньги на адресную помощь для ребёнка легко, а на строительство больницы, где будут оказывать адресную помощь сотням детей, практически невозможно. Хотя одно решает проблему в целом, а другое — в частности. И совершенно очевидно, что если ты спасёшь жизнь одного ребёнка, это никаким образом не повлияет на жизни тысяч других больных детей.
Благотворительность развивается медленно, потому что нас отвлекают от реальных проблем. По телевизору вы увидите гораздо больше передач про Сирию, нежели про детские дома. Наше общество в принципе проявляет больший интерес к тому, что российские военные — в Сирии, Трамп — в Америке, а какие-то «страшные» люди беснуются на Майдане. Я только что вернулся из города Маркс в Саратовской области, где бабушка, которая не ходит, не говорит, не видит, не слышит и которую врач отказался госпитализировать, живёт в мазанке без тепла, воды, газа и света. Вопрос: от этого нас отвлекают войной в Сирии? Мой ответ — да.

Социальная журналистика призвана переключить внимание людей на то, что у нас, вообще-то, и своих проблем полно. Мы хотим, чтобы про жителей нашей страны думали в первую очередь. Я очень сочувствую народу Сирии, но меня точно так же, а возможно, и больше, беспокоит тот факт, что в России происходит гуманитарная катастрофа. Эпидемия ВИЧ. Полмиллиона инсультов каждый год. Рак уносит сотни тысяч жизней. Только представьте: сто процентов неродственной трансплантации костного мозга оплачивается благотворительными организациями.

 

Одна из главных задач сайта «Такие дела» — буквально вернуть в журналистику человека. Мы понимаем, что сложно читать эти тексты. Но если для вас это совсем невыносимо, оформите регулярные пожертвования и ничего не читайте. Только вот прятаться от проблем — это не выход. Они никуда не денутся и за вас их никто не решит. Читайте. Говорите. Пока вы будете молчать, проблемы будут. Пока вы будете прятаться, проблемы будут. Да, их очень много. Да, жизнь очень сложная. Да, мы не спасём всех. Но у нас есть шанс хотя бы чуть-чуть изменить ситуацию.

 

Я сам постоянно сталкиваюсь с эмоциональным выгоранием и уже давно выработал способ борьбы с ним. Я много пью и слушаю Егора Летова. И это не фигура речи. Чтобы справиться с тем ужасом, который тебя окружает в жизни, нужно погрузиться в ещё больший ужас. Так что внутри я уже «уголёк».

Попасть в благотворительность не сложно — сложно в ней остаться. Здесь выживает только тот, для кого это предназначено. Для всех остальных это мучительная действительность. Быть здесь не весело. Быть здесь тяжело.

Благотворительность должна быть публичной, и никакой другой. Она не станет нормой, пока люди не захотят об этом говорить открыто. К тому же, по статистике, для 25% жителей России основным стимулом для совершения пожертвования является положительный отзыв знакомых. Так что если вы переведёте деньги, но при этом промолчите, то 25% ваших друзей не сделают пожертвования. Ваша помощь будет на 25% меньше, чем могла быть.

 

В своей последней книге The life you can save философ Питер Сингер задаёт вопрос: представьте, что вы идёте по улице и видите маленького ребёнка, тонущего около вас в луже. При этом его спасение не грозит вам ровным счётом никакой опасностью — лужа неглубокая, вы только испачкаетесь. Вы спасёте его? А если вы знаете, что ребёнок умирает не в этой конкретно луже, а в ста километрах от вас? Спасёте?

 

Должны ли вы спасти умирающего человека, и так ли важно, где он, близко или за сотни километров от вас — ответьте на эти вопросы и всё встанет на свои места. Вы, конечно, можете придумать отговорки, но они ничто по сравнению с тем, насколько важную роль сыграет ваше участие в спасении конкретной жизни. Но прежде всего, это изменит вас. В лучшую сторону.

Наш фонд является вторым по величине (после фонда «Вера») финансовым донором московского детского хосписа «Дом с маяком». Каждый месяц мы отдаём хоспису большую сумму, которая складывается из среднего ежемесячного пожертвования в 400 рублей. То есть из небольших пожертвований в 100—200 рублей получаются суммы в несколько миллионов. Богатые ли люди это делают? Конечно нет. В большинстве своём самые обычные.

Оформить регулярное пожертвование на сайте благотворительного фонда «Нужна помощь.ру» вы сможете ЗДЕСЬ. А узнать всё о том, что такое #ЩедрыйВторник (он, между прочим, сегодня), вы сможете ЗДЕСЬ. 

Статьи по теме
200 км за 24 часа: благотворительный забег Владимира Волошина
Благотворительный забег «Бегущие сердца»: как это было