Для того чтобы попасть в заветную двадцатку перформеров, актёры должны были пройти кастинг и приготовиться к ежедневным многочасовым репетициям. Хореограф спектакля Евгений Кулагин полностью управлял всем подготовительным процессом — от хореографии до программы тренировок в тренажёрном зале. Мы попросили Евгения рассказать, как он готовил актёров к роли — как искал новые движения и новые подходы к тренингу. Актриса Екатерина Дар специально для нас написала о том, как «Машина» изменила её тело, образ жизни и образ мыслей.
Евгений Кулагин: почему тело должно быть «умным»
Так как мы ставили перед артистами самые разные задачи, то и репетиции были разноплановыми и многофункциональными. Ребята должны были не только совершенствовать свою физическую выразительность, но и развивать силу и выносливость. Каждая репетиция состояла из двух частей: интенсивный тренинг и актёрское мастерство — импровизация, работа в группе, работа с запоминанием, с памятью, с вниманием и с композицией. Что касается физического тренинга, то я использовал абсолютно всё: бёрпи, планки, упражнения из кроссфита, асаны из йоги, даже мостики из детских разминок. Я в принципе за осознанный и разнообразный подход к своему телу. Всё-таки тренинг — это комплекс упражнений, который не только тренирует мышцы, но и заставляет мозг работать и осмыслять каждый сантиметр тела. Есть кости, есть мышцы, а есть голова, которая должна всем этим управлять.
Мы репетировали шесть раз в неделю по шесть часов ежедневно. Да, были моменты, когда мы уставали друг от друга. В этом нет ничего противоестественного — мы же не секта блаженных. Всё-таки у каждого артиста свой характер и свой темперамент. Но так как мы всегда разговаривали, всегда пытались понять друг друга, то все кризисные этапы преодолевали спокойно и легко. Хотя в плане работы я настоящий деспот — дисциплина для меня на первом месте. Так как то, что ты делаешь здесь и сейчас, не должно зависеть от того, какое у тебя настроение и характер. Мы с ребятами научились оставлять всё лишнее за дверью.
Екатерина Дар: как работа над ролью может изменить жизнь
На репетициях мы изучали человеческое тело. Тело через призму философии. Мы лабораторным способом пытались найти то самое «умное тело». Каждая репетиция для меня была открытием и откровением. Я помню, когда сделала первый шаг обнажённой, мне казалось, будто я впервые ступила на землю. Мне хотелось плакать от того, насколько мы не принимаем, не любим, не знаем, не верим и боимся собственного тела. А наше тело при этом очень отзывчиво — оно готово помогать нам, если мы доверимся ему. Во время подготовки к спектаклю я чувствовала, что знакомлюсь с собой, узнаю себя, удивляюсь себе. Для меня и многих моих партнёров спектакль был психотерапией — проработкой своих внутренних проблем. Я и сейчас получаю зрительские отклики, в которых люди пишут, что «Машина Мюллер» — это спектакль-зеркало, спектакль-психотерапевт.
Мы продолжаем репетировать примерно раз в неделю, но ответственность за свою форму лежит на каждом актёре лично. По сути, в этом и заключается его профессионализм. В любом случае этот проект — очень хороший стимул. Не хочется лишний раз пропускать йогу и есть булки, если знаешь, что скоро выходить на сцену в «Машине».
Кирилл Серебренников
режиссёр, художественный руководитель «Гоголь-центра» рассказывает в интервью журналу «Сноб»К сожалению, тут многое идёт от стереотипов, навязываемых медиа. Включите телевизор и убедитесь сами: с утра до ночи нам показывают, как тело калечат, мучают, кромсают, убивают. Тело — как постоянный объект насилия и как образ непрерывного страдания.
Можно ли сегодня освободить тело от этих парадигм? Мне кажется, да. Собственно, этим последние три столетия занимается классический балет. С самого начала его главной миссией и назначением было превратить тело в объект искусства. С детства танцовщик должен овладеть некой системой движений, позволяющей ему вывести тело из привычных бытовых рамок и поместить его в пространство абсолютной красоты. Тело в балете — прежде всего отказ от будничного существования, вызов скучной обыденности и рутине. Неслучайно такие художники, как Марина Абрамович или Олег Кулик, доказывают на собственном примере, что тело можно читать как тест или познавать как пространство. Благодаря их творчеству мы открывали для себя новую телесность в искусстве, которая долгое время находилась под запретом, ассоциируясь с чем-то позорным, грязным, мерзким.