Новая постановка Кирилла Серебренникова «Машина Мюллер» потрясает своей откровенностью. Спектакль может нравиться или нет, но остаться равнодушным невозможно. Мы решили узнать, как артисты готовились к роли — как репетировали, как тренировались и как перебороли страх выхода на сцену абсолютно обнажёнными.
Этой весной в «Гоголь-центре» состоялась премьера самой провокационной постановки Кирилла Серебренникова – «Машины Мюллер». В основе спектакля сложнейшие тексты Хайнера Мюллера, а на сцене — Сати Спивакова, Константин Богомолов, Александр Горчилин и двадцать абсолютно голых молодых людей и девушек. Запредельная откровенность постановки заставляет говорить о себе, спорить и дискутировать. Что мы знаем о теле? Как мы к нему относимся? Почему мы его боимся? Почему мы его стесняемся? «Машина Мюллер» задаёт вопросы и исполнительской наготой исключает любую ложь в ответ.

 

Для того чтобы попасть в заветную двадцатку перформеров, актёры должны были пройти кастинг и приготовиться к ежедневным многочасовым репетициям. Хореограф спектакля Евгений Кулагин полностью управлял всем подготовительным процессом — от хореографии до программы тренировок в тренажёрном зале. Мы попросили Евгения рассказать, как он готовил актёров к роли — как искал новые движения и новые подходы к тренингу. Актриса Екатерина Дар специально для нас написала о том, как «Машина» изменила её тело, образ жизни и образ мыслей.

 

Кирилл Серебренников

режиссёр, художественный руководитель «Гоголь-центра» рассказывает в интервью журналу «Сноб»
— Мы боимся своего тела. Мы не знаем его, хотя, как правило, начинаем свой день с того, что смотрим на себя в зеркало. Чаще всего с отвращением или растерянностью.

 

К сожалению, тут многое идёт от стереотипов, навязываемых медиа. Включите телевизор и убедитесь сами: с утра до ночи нам показывают, как тело калечат, мучают, кромсают, убивают. Тело — как постоянный объект насилия и как образ непрерывного страдания.

 

Можно ли сегодня освободить тело от этих парадигм? Мне кажется, да. Собственно, этим последние три столетия занимается классический балет. С самого начала его главной миссией и назначением было превратить тело в объект искусства. С детства танцовщик должен овладеть некой системой движений, позволяющей ему вывести тело из привычных бытовых рамок и поместить его в пространство абсолютной красоты. Тело в балете — прежде всего отказ от будничного существования, вызов скучной обыденности и рутине. Неслучайно такие художники, как Марина Абрамович или Олег Кулик, доказывают на собственном примере, что тело можно читать как тест или познавать как пространство. Благодаря их творчеству мы открывали для себя новую телесность в искусстве, которая долгое время находилась под запретом, ассоциируясь с чем-то позорным, грязным, мерзким.

Евгений Кулагин: почему тело должно быть «умным»

— Предложение Кирилла придумать и поставить хореографию для спектакля «Машина Мюллер» я принял очень быстро и очень легко. Во-первых, мне хотелось поработать как с самим Кириллом (всегда рад такой возможности), так и с перформерами: привести команду из двадцати абсолютно разных людей к единому «дыханию» — задача сложная, но безумно интересная. Во-вторых, меня сразу же увлёк материал, который лежит в основе спектакля, и его виденье, озвученное Кириллом. И, наконец, мне впервые предстояло поработать с обнажённым телом. Да, я много раз видел, как это происходит на сцене других театров, но не имел однозначного понимания, как с этим работал бы я.

 

Так как мы ставили перед артистами самые разные задачи, то и репетиции были разноплановыми и многофункциональными. Ребята должны были не только совершенствовать свою физическую выразительность, но и развивать силу и выносливость. Каждая репетиция состояла из двух частей: интенсивный тренинг и актёрское мастерство — импровизация, работа в группе, работа с запоминанием, с памятью, с вниманием и с композицией. Что касается физического тренинга, то я использовал абсолютно всё: бёрпи, планки, упражнения из кроссфита, асаны из йоги, даже мостики из детских разминок. Я в принципе за осознанный и разнообразный подход к своему телу. Всё-таки тренинг — это комплекс упражнений, который не только тренирует мышцы, но и заставляет мозг работать и осмыслять каждый сантиметр тела. Есть кости, есть мышцы, а есть голова, которая должна всем этим управлять.

Прежде всего тело актёра должно было быть «умным». «Умное» тело — это то тело, которое мыслит, транслирует и производит смыслы. Именно поиск той самой телесной выразительности заставил нас с Кириллом задавать себе всё новые и новые вопросы. Что такое тело? Как мы относимся к телу? Какой разговор мы ведём о теле?
Конечно, во время подготовки мы много внимания уделяли питанию. Я в принципе убеждён: от того, что ты ешь, зависит то, как выглядит твоё тело. Именно поэтому мы говорили о еде, спорили, каждый высказывал своё мнение. Я, например, как мясоед, шутил над актёрами-вегетарианцами, а они, в свою очередь, шутили надо мной. Зато как было круто, когда они приносили сыроедческие конфеты, которые мы потом все вместе ели. Или я, человек, который больше всех пропагандировал мясо, шёл обедать в вегетарианский ресторан.

 

Мы репетировали шесть раз в неделю по шесть часов ежедневно. Да, были моменты, когда мы уставали друг от друга. В этом нет ничего противоестественного — мы же не секта блаженных. Всё-таки у каждого артиста свой характер и свой темперамент. Но так как мы всегда разговаривали, всегда пытались понять друг друга, то все кризисные этапы преодолевали спокойно и легко. Хотя в плане работы я настоящий деспот — дисциплина для меня на первом месте. Так как то, что ты делаешь здесь и сейчас, не должно зависеть от того, какое у тебя настроение и характер. Мы с ребятами научились оставлять всё лишнее за дверью.

Я постарался сделать максимально комфортным переход перформеров к наготе. Мы проводили специальный тренинг и лабораторию, во время которой увидели друг друга обнажёнными и преодолели первые переглядки. С этого момента нагота уже ни у кого не вызывала проблем. Такой лёгкий адаптационный период во многом связан с тем, что все ребята уважительно относились друг к другу. Я считаю, что уважение и самоирония — это основа отношений. Именно от них исходит уже всё остальное.

Для многих обнажённое тело всё ещё остаётся чем-то сверхъестественным. Для нас это норма. Это красота.
Любой спектакль должен менять как зрителя, так и актёра. Причём не просто менять, а развивать и обогащать его. Расширять его мировоззрение. Выходя из театра, человек должен становиться другим. Во время подготовки к «Машине» мы с артистами прошли огромный путь, который изменил нас. Меня точно изменил. Каждый спектакль, который ты видишь или над которым работаешь, становится частью тебя. В этом и есть суть театра — ничто не проходит бесследно и ничто не случайно.

Екатерина Дар: как работа над ролью может изменить жизнь

— Когда нам сказали, что мы будем играть обнажёнными, я, честно говоря, не поверила. Помню, ещё подумала, что это такой психологический приём. На тот момент мне это казалось просто невероятным. Как можно находиться на сцене в течение нескольких часов абсолютно голой? Но, признаюсь, эта мысль заряжала меня энергией, вызывала приятное чувство прилива адреналина. Я уже тогда поняла, что работа над «Машиной» станет для меня преодолением. Движением вперёд.

 

На репетициях мы изучали человеческое тело. Тело через призму философии. Мы лабораторным способом пытались найти то самое «умное тело». Каждая репетиция для меня была открытием и откровением. Я помню, когда сделала первый шаг обнажённой, мне казалось, будто я впервые ступила на землю. Мне хотелось плакать от того, насколько мы не принимаем, не любим, не знаем, не верим и боимся собственного тела. А наше тело при этом очень отзывчиво — оно готово помогать нам, если мы доверимся ему. Во время подготовки к спектаклю я чувствовала, что знакомлюсь с собой, узнаю себя, удивляюсь себе. Для меня и многих моих партнёров спектакль был психотерапией — проработкой своих внутренних проблем. Я и сейчас получаю зрительские отклики, в которых люди пишут, что «Машина Мюллер» — это спектакль-зеркало, спектакль-психотерапевт.

В актёрской профессии огромное значение имеет вера. Вера в себя и режиссёра. Невозможно находиться глубоко внутри процесса и отслеживать, что происходит снаружи. Я доверилась Кириллу Серебренникову и Евгению Кулагину и решила, что не буду тратить энергию на то, чтобы оценивать нашу работу со стороны. Я поставила перед собой задачу — всё, что от меня зависит, я должна сделать максимально хорошо.
В общей сложности мы репетировали пять месяцев по 6—7 часов в день. Репетиции начинались с двухчасовой разминки, которая включала в себя упражнения из йоги, силовые нагрузки, статические упражнения и элементы кроссфита. После разминки мы переходили к работе над хореографией спектакля. Это был длинный процесс совместного поиска. Естественно, при таком ритме жизни встал вопрос о необходимости нового подхода к питанию. Дело в том, что после часового перерыва на обед не всегда удавалось быстро включиться в работу — мне требовалось время на то, чтобы раскачаться. Евгений Кулагин говорил, что нужно изменить само отношение к еде, чтобы этого не происходило. «Еда не расслабляет, а даёт энергию, заряжает, делает тебя сильнее». Постепенно я стала сокращать количество продуктов и нашла для себя оптимальный вариант, при котором чувствовала себя максимально хорошо. Я отказалась от рыбы и морепродуктов (мясо вот уже пять лет как не ем), а из молочных продуктов оставила только козий творог. Основа меню — овощи, фрукты, орехи, мёд, иногда рис, гречка, льняная каша. Из сладкого я оставила домашний шоколад из кэроба и вегетарианские шарики из сухофруктов и орехов, которые делаю сама. Каждый день я готовила напиток из имбиря или шиповника с добавлением мёда и лимона; иногда делала коктейли и смузи на основе рисового и миндального молока.

В нашей работе особое внимание уделялось «чуткости тела». Мы должны были научиться ощущать друг друга кожей, быть одним дыханием, элементами одного механизма. Оказалось, что стоит только съесть «что-то не то», как эта «чуткость» сразу пропадает. Ты уже не можешь так быстро и остро реагировать на происходящее. Изображение становится мутным — ты видишь и воспринимаешь всё только глазами, но не телом.

«Машина Мюллер» — это не спектакль о том, как голые люди вышли на сцену. А уделять такое пристальное внимание наготе актёров — значит делать его именно об этом. Дело в том, что в обнажённом теле нельзя скрыть ложь и фальшь — мы все как под микроскопом. Евгений Кулагин, например, считает нарушением всего процесса не только лишний жест на сцене, но и даже лишнюю мысль.
Сохранить энергию и внутренние установки после премьеры — особая задача. Как всякий раз заново открывать для себя те движения, которые уже знаешь и повторил много-много раз? Это как получать удовольствие от секса с человеком, c которым живёшь много лет. Это требует большой внутренней работы, но если это удаётся, ты достигаешь новой глубины — а там ещё столько неизведанного и прекрасного!

 

Мы продолжаем репетировать примерно раз в неделю, но ответственность за свою форму лежит на каждом актёре лично. По сути, в этом и заключается его профессионализм. В любом случае этот проект — очень хороший стимул. Не хочется лишний раз пропускать йогу и есть булки, если знаешь, что скоро выходить на сцену в «Машине».

Во время подготовки к спектаклю я ощутила такую лёгкость, что мне уже не хочется с ней расставаться. С момента начала репетиций я сбросила шесть килограммов и продолжаю удерживать вес. Я стараюсь придерживаться питания, которое считаю для себя оптимальным. Хотя три куска премьерного шоколадного торта я съела без малейшего зазрения совести. Только Евгению Кулагину не говорите, хорошо?
В следующую среду (23 августа) Екатерина Дар проведёт вебинар «Что такое фейс-фитнес и можно ли »подтянуть» лицо без пластических операций». Зарегистрироваться можно ЗДЕСЬ.