Использование материалов The-Challenger.ru (Челленджер) без разрешения редакции сайта запрещено.
Проект заинтересовал Барзилая, так как он знал, что у здоровых долгожителей низкий уровень СЕТР-белка. Блокировав эту молекулу, рассуждал он, можно предотвратить старение. Но когда Барзилай посетил компанию Pfizer, никто не сказал ему об этом препарате: напротив, внезапно было решено свернуть проект. На последнем этапе клинических исследований, в шаге от официального утверждения, от препарата отказались. Несмотря на то что препарат был предназначен для снижения уровня холестерина в крови и лечения заболеваний сердца, в действительности он вызывал повышение кровяного давления, сердечную недостаточность и даже мог стать причиной смерти.
Нет ничего необычного в том, что препарат не прошёл последнюю стадию испытаний. Даже при глубоком понимании действия белка будет чрезвычайно сложно создать молекулу, стимулирующую или замедляющую этот процесс. Даже самое точное компьютерное моделирование не способно предвидеть каждый побочный эффект; поэтому в конечном счёте лекарственные препараты и проходят клинические испытания.
Однако несмотря на неудачные предыдущие проекты работа с этими супергенами продолжается. Сейчас Барзилай работает с компанией Merck, которая относится к немногим, кто продолжает верить в СЕТР-белок. Он по-прежнему убеждён, что препарат, который успешно и безопасно ингибирует белок, способен не только бороться с высоким уровнем холестерина и сердечно-сосудистыми заболеваниями, но также с диабетом и снижением когнитивных способностей, как это и происходит у долгожителей.
И всё же остаётся ещё несколько вопросов. Разработка этих препаратов была обусловлена рядом причин: медицинская необходимость, стремление продлить жизнь и огромная потенциальная прибыль, при этом зачастую уделялось недостаточно внимания реальным причинам старения.
В течение 10 лет с тех пор, как Синклер обнаружил антивозрастные свойства ресвератрола, многие учёные пытались создать лекарство против старения на основе лабораторных исследований, при этом не до конца понимая, как и почему стареют люди. Многими из учёных этого «нового поколения», как их называет Фишман, движут личные страсти или, как сказали бы некоторые, навязчивые идеи, что подталкивает их к клинической практике. И вновь ограниченные знания о реальных механизмах этих генов препятствуют разработке лекарственных препаратов и зачастую вынуждают учёных сменить направление, замедлить либо остановить процесс, чтобы собрать больше информации о новых веществах и их свойствах.
Так или иначе, это ничуть не убавило их энтузиазма.
«Это вот-вот произойдёт, — говорит Брайан Кеннеди, бывший аспирант лаборатории Гаренте, а ныне президент и исполнительный директор в Научно-исследовательском институте Бак в Калифорнии. — Мы уже находим их, (молекулы) которые замедляют процесс старения и продлевают жизнь».
«Я не думаю, что Sirtis или любой другой компании стоит задаваться целью создания лекарства, замедляющего или останавливающего процесс старения. Более того, я не считаю, что они преуспеют в этом, — говорит он. — Старение — это куда более сложный процесс, который сопровождается множеством других процессов. Гораздо продуктивнее для всех бросить курить, заниматься спортом, не есть красное мясо и следить за весом».
Пока Пёрлз говорит это, он смотрит на фотографии долгожителей, висящие в рамках на стене его кабинета. Вот, например, Анжелина Стрэндал, которая в свои 104 заботится о 77-летнем душевнобольном сыне; а рядом Сара Кнаусс, которая дожила до 119 лет и умерла в 1999 году, будучи самым старым человеком в мире. 106-летний Джеймс и 101-летняя Флоренс Хэнлон прожили в браке 81 год. Эти долгожители, указывает Пёрлз, могут помочь нам понять процесс старения не потому, что им посчастливилось обладать одним или двумя особенными генами.
В прошлом году, изучив 801 геном долгожителей и супердолгожителей, он и его коллега Паола Себастиани опубликовали первые плоды своих трудов. Помимо 281 вида 130 генов, способствующих долголетию, они также установили 27 разных генетических кодов, на основе которых можно было сгруппировать геномы 90 процентов изучаемых долгожителей. Эти открытия могут привести нас к более глубокому пониманию способов замедлить процесс старения или снизить риск возрастных заболеваний, а когда-нибудь даже предсказать, какие из этих заболеваний грозят человеку в старости.
Пёрлз является ярым сторонником этого широкого подхода. «Исследователи, до сих пор изучающие один ген — «пещерные люди», — говорит он, — в то время как учёные вроде Себастиани, применяющие биостатистику для анализа целых геномов, — «астронавты». Геномика проливает свет там, где люди прежде карабкались в темноте.
«Я сомневаюсь, что кто-то до сих пор верит, что один-единственный ген может оказать существенное влияние на продолжительность жизни, — говорит он. — Вместо этого нам следует учесть одновременное влияние множества генетических вариаций с небольшими индивидуальными преимуществами, которые в совокупности могут оказать сильное воздействие на продолжительность жизни».
Гил Ацмон, генетик, который работает с Барзилаем в колледже Эйнштейна, также признаёт необходимость изучения генома в целом, а не отдельных генов.
Ацмон объясняет открытие первоначальных генов долголетия, в том числе СЕТР, «удачей новичка». «Заниматься изучением генома в целом непросто, — говорит он, — это как стрелять в темноте, но этот метод является следующим шагом к ответу на вопрос, почему некоторые люди генетически предрасположены жить дольше».
«Когда мы начинали, у нас был пазл из 100 кусочков, и мы собрали его. Но как только мы закончили с первым, поняли, что это часть пазла из 1 000 кусочков. Мы собрали и его тоже, тогда количество кусочков выросло до 10 000. Теперь, изучая целый геном, мы работаем над пазлом из трёх миллиардов кусочков».
Ацмон, в отличие от некоторых своих коллег, не беспокоится, что слишком много времени пройдёт, прежде чем пазл из трёх миллиардов кусочков будет собран. Хотя, возможно, ему и не о чем волноваться: родственники Ацмона с обеих сторон были долгожителями, прожив от 99 до 100 лет.
Конечно, нетрудно понять, что профессиональный интерес здесь переплетается с личным. Немногие из нас отказались бы от нескольких дополнительных лет здоровой жизни. Тем не менее для данной области науки это характерно. К примеру, Фишман считает, что Синклер расширяет границы возможного. «Он не только владелец, но и потребитель — он хочет на себе опробовать то, что создаёт, — говорит она. — Он истинно верит в свой продукт».
«Нам всем отпущено слишком мало времени на этой планете, и нельзя тратить его понапрасну», — говорит Синклер в своём офисе в Гарварде. Прямо за ним на полке стоит невзрачная коричневая коробка размером с микроволновую печь. На белой этикетке изображён химический символ ресвератрола — два шестиугольника, связанные тремя кривыми линиями.
Восемь лет назад Синклер начал экспериментировать на себе, последовав примеру Альберта Хофмана, швейцарского химика, который синтезировал и принял ЛСД, чтобы проверить, как это отразится на его разуме, и австрийского физика Карла Ландштейнера, который пожертвовал собственной кровью, чтобы доказать существование групп крови (за что в 1930 году был награждён Нобелевской премией по медицине).
Синклер принимает концентрированные дозы ресвератрола. Он допускает, что продолжительное его употребление может быть небезопасно для человека. «Вот поэтому я никогда никому не советовал принимать его. Его действие до сих пор не изучено. Возможно, я принимаю ресвератрол дольше всех на планете».
Пауза. «Хотя я до сих пор жив».
Барзилая, как и Синклера, подстёгивает скоротечность времени. Оба его родителя не прожили долгую жизнь, оба болели последние годы перед смертью. Он начал последовательно изучать геномы своих долгожителей, и теперь убежден, что это — лучший способ обнаружить редкие гены долголетия. «Эти гены, — говорит он, — ключ к созданию омолаживающих препаратов в скором будущем».
«Я думаю, мы можем сделать это, — говорит Барзилай. — Я думаю, мы должны».
Перевод материала подготовил Дмитрий Кабанов, предприниматель в сфере контент-маркетинга и веб-радио.
Наш сочный Instagram — вот по этой ссылке.