Пробежать 100 миль и не сломаться: реальная история Игоря Шутова

Не люблю марафоны и шоссейные забеги с маленьким набором высоты — на мой взгляд, они недостаточно интеллектуальны. Но для начала оговорюсь, что никогда не бегал марафоны в рамках соревнований. Я уверен, что любой здоровый человек сможет выбежать марафон из трёх часов при должных тренировках и желании, а если верить Гордону Пири, то и десятку из получаса. У меня этого желания нет. Последний раз я участвовал в полумарафоне осенью 2014 года, нужно было бежать 4 плоских круга, и я умирал со скуки, поглядывая на левую руку с часами.

В 7 вечера дают старт, и я, по советам друзей и знакомых, стараюсь пробежать первые 500 м быстро, чтобы не заблудиться среди тех, кто использует палки для ходьбы. Начинается спуск, и я «прислушиваюсь» к своей коленке. Какие-то 4 дня назад я бежал 30-километровый трейл в Латвии с обильным количеством песчаных спусков, и сейчас, боюсь, это может откликнуться. Про себя твержу мантру: «Если тебе кажется, что во время ультрамарафона ты бежишь медленно, замедлись ещё». В то же время замечаю, насколько другие люди торопятся. Куда?! Нам ведь бежать ещё 170 км.

Количество гонщиков не уменьшается, то и дело меня обгоняют люди на каких-то бешеных скоростях. Я же размышляю над идеей взять фонарик послабее. Бегу с Petzl Tikka 2, который даёт долгий и надёжный, но слишком тусклый и рассеянный свет. На бегу общаюсь с каким-то журналистом, а мимо проносится команда Run Vegan из Польши. Их трое, и тот, что постарше, постоянно проносится вперёд, чтобы пощёлкать друзей на телефон. В один из таких моментов журналист спросил, какая у меня была самая длинная гонка, я ответил: 55 километров. Со стороны веганов слышится хохот и едкие замечания. Совсем скоро один из них сойдёт с дистанции, а его товарищи по команде отстанут от меня на 6 и 10 часов соответственно. Сейчас же они обгоняют меня на спуске, приговаривая: «Мы здесь бежим». Я же никуда не тороплюсь, спокойно ем, пью и двигаюсь вперёд. Не успеваю заметить, как добираюсь до Пломина. Часы отсчитали 2 часа 17 минут.

Я пытаюсь сконцентрироваться на коротких простых целях и забываю о масштабе задачи. В какой-то момент кто-то со злостью кричит мне: «Я буду ждать тебя на финише!». До сих пор не знаю, добрался ли он туда. Туман сгущается, ночь становится холоднее, камни крупнее, я поднимаюсь всё выше, а затем вновь несусь вниз. В такой темноте спуски превращаются в пытку. Мне кажется, что теперь люди играют со мной — я бегу впереди в роли наживки, потенциальной жертвы для обрывов. Мой фонарик работает сверхурочно, а я стараюсь высматривать светоотражающие флажки и вовремя поворачивать. Несмотря на то что я играю роль живца, я слышу, как сзади падают люди — камни и глина очень скользкие. С огромным облегчением добегаю до Поклона. 7 часов 2 минуты, четверть дистанции позади. Наполняю бутылки водой, ем апельсины — и в путь. Все знают, что ночь темнее всего перед рассветом.

Стоп, это не мои мысли. Это кто-то другой сейчас активно дебоширит в моей голове, а я просто ищу палку. Такую хорошую, крепкую палку, чтобы можно было отталкиваться, чтобы она не была слишком тяжёлой, чтобы не было острых сучков. Вот эта подойдёт!

Подъём на Планик чуть не убил меня морально. Я никогда не бегал дольше 8 часов и опасался, что все мои знания могут оказаться сухой теорией, никак не подкреплённой практикой. Тем не менее я добрался до спуска и тут увидел парня без фонаря. В темноте он спотыкался на каждом камне, падал, затем вставал и снова пытался спускаться. Я догнал его и стал освещать нам обоим дорогу тусклым фонариком. Так мы спускались больше часа, в итоге я оставил его с группой палочников. За всё время не было сказано ни слова. Я продолжал прыгать по скользким камням, пока не добрался в Бргудац. Часы насчитали 9 часов 52 минуты.

На каждой контрольной точке с палаткой меня встречают мужчины — смотрят на мой номер и кричат в палатку: «Четрдесят два!». Это я. Моё кодовое имя «Сорок второй» — конечно, не «Сорок ведьмой», как в знаменитой франшизе про генномодифицированного киллера, но тоже неплохо. «Ты в порядке?» — спрашивают меня на каждой точке. Это очень хороший вопрос, я делаю непроницаемый вид, будто играю в покер, и отвечаю: «В полнейшем!». Мы стукаемся кулаками и я направляюсь дальше. Каждый раз у меня создавалось впечатление, будто я лезу на одну и ту же гору — настолько были похожи палатки и вылезавшие из них мужчины. И всё-таки добрался до Трстеника.

И тут я вижу Катю, у неё такой взгляд, словно она увидела призрака. Обнимаю и целую её. Со старта прошло 15 часов и 52 минуты. Меняю майку, надеваю другие  кроссовки, пополняю запасы клифбаров и ем приготовленный дома суп. Руки сами хватают вещи и кладут их куда надо. Через 15 минут питстоп окончен, и я прощаюсь с Катей. «Скоро увидимся!» — сказала она. А я выбежал под холодный проливной дождь. Постойте. Ведь я же хотел здесь сдаться.

По дороге до Мотовуна я не встретил ни одного бегуна. Зато было много грязи и глины. Из живых существ на глаза попался только уж поперёк тропы. Мой затуманенный мозг долго рассуждал: «Уж — это тот, что с пятнышками или нет?». Но я не стал его тревожить. Чтобы как-то отвлечься от одиночества, я позвонил Кате. Уже потом она сказала, что испугалась — вдруг я звонил сказать, что сошёл. Разговор был короткий, но прибавил мне сил. Было приятно слышать, что за меня болеют.

В 21:39 я вошёл в шатёр на станции Опрталь и сел на скамейку. Мне предложили суп. В шатре висели рельефные карты всех трёх дистанций. На каждой было отмечено, сколько позади и сколько осталось. Я пробежал, прошёл, прополз уже 139 км, и оставалось всего 34. Останавливаться было бы преступлением по отношению ко всему веселью, которое я уже испытал. Под пожелания удачи номер «Четрдесят два» вышел из шатра.

Этой ночью художники со всего мира собрались здесь, чтобы поделиться искусством заматывания в спасательные одеяла. Я только недавно стал увлекаться этим новым течением, поэтому допустил дилетантскую ошибку. Схватив огромный нож, которым нарезали хлеб для нутеллы, и положив одеяло на разделочную доску, я мысленно объявил: «Сейчас замучу себе худи!». Через какие-то 30 секунд вместо худи я держал в руках два отдельных куска моего спасательного одеяла. Это успех! К счастью, нашёлся волонтёр с бутылкой пива, который безошибочно определил по моему сверкавшему безудержной радостью лицу, что мне нужна помощь. Вместе (я, конечно, в роли куклы) мы соорудили новейшую композитную броню по мотивам последних американских комикс-фильмов. Я немного согрелся и был готов продолжать. Остался какой-то полумарафончик.

Вот они, фонари Буйе, последней контрольной точки на дистанции. Отсюда прямая (точнее, зигзагообразная) пологая дорога к финишу. В пути — 31 час 20 минут, и сейчас самое время сделать что-то, чтобы преодолеть эти оставшиеся 14 км. Я решаюсь на то, что моя воспалённая фантазия придумала несколько часов назад. Назовём это всё «перезагрузкой».

Один из организаторов сейчас сопровождает нас, переезжая с одной контрольной точки на другую. С ним ездит огромная собака. Первый раз я увидел его в Грожняне. Там он рассказывал историю, как на прошлой неделе его жена бежала 200 миль (321 километр) в Италии и сошла на 261 километре. Я очень рад видеть его с собакой и прошу сделать кофе. «Я выпью его и лягу спать, а ты разбуди меня через 10 минут, пожалуйста», — прошу я организатора, но в итоге просыпаюсь через пять минут. В новом теле я готов двигаться дальше.

Новое тело отличалось от старого тем, что оно не хотело спать и могло лететь с пэйсом 7 минут 30 секунд на километр. Это космический темп после 32 часов дороги. Сейчас я особенно горжусь тем километром, когда догнал хорватскую группу и под удивлённые вопли стал накручивать разрыв. К финишу я смог оторваться от них аж на 25 минут. Чтобы как-то описать эту скорость, скажу, что у чеха, с которым мы стартовали из Буйе, я выиграл целый час.