Как я поборола депрессию и полюбила себя: история Наталии Патраковой

Думали ли вы когда-нибудь про кого-то, что он или она «ненормальный», «чокнутая»,«весь в загонах»? Какое у вас отношение к таким людям? Будете ли вы инициировать мягкий разговор с другом, который вдруг стал вести себя агрессивно или, наоборот, вяло? Или предпочтёте не связываться и самоустраниться? В нашем всё ещё консервативном обществе, к сожалению, принято осуждать и вешать ярлыки, а при словосочетании «психические нарушения» первым делом представляются белые мягкие стены, смирительные рубашки и путы на руках. Между тем тревожные расстройства, неврастения, апатия живут в нас годами и не воспринимаются отдельно от нашей личности. А если бы мы узнали, что многие проблемы, которые считаются частью дурного характера, на самом деле являются особенностью физиологии или сбоем в обмене нейротрансмиттеров, и это может легко корректироваться таблетками и психотерапией?

Многие удивляются моей открытости. А я, в свою очередь, недоумеваю, почему за обедом в компании можно легко заявить о непереносимости лактозы, диабете, гриппе или сломанном пальце, но нельзя говорить о психическом здоровье. Пара фактов для любителей статистики: депрессия — настоящий бич современности.

Моя история развивалась по классическому сценарию. Незаметно стали притупляться все положительные ощущения, путешествия не цепляли, посиделки с друзьями не приносили радости, работа не доставляла удовольствия. У меня на полную мощность работало самокопание, я постоянно анализировала, что же меня не устраивает. Одну за другой я старалась разруливать очевидные проблемы. Налаживать отношения, заполнять свободное время новыми хобби, генерировать идеи. Казалось, что вот мы решим этот вопрос с парнем — и всё станет хорошо. Поговорю с начальником — и всё станет хорошо. Побуду немного дома, а то устала от поездок — и всё станет хорошо. Надоело сидеть дома, сейчас съезжу куда-нибудь — и всё станет хорошо. Оказывается, анализировать в этом случае в медицинском смысле вредно.

Тем не менее к осени всё вдруг стало терять смысл, а недовольство, разочарование и ощущение тяжёлой обыденности незаметно и вкрадчиво просочились в жизнь. Теперь самые яркие эмоции были негативными. Злость, раздражение, тоска, тревога. Если вы предрасположены к переменам настроения, можете очень долго принимать это за свой дурной характер. Я думала, что мне постоянно нужен адреналин, чтобы что-то было не так — только тогда я живу полноценно, такой вот я сложный человек. На деле депрессия зависит от многих факторов: не меньше от биохимических и генетических, чем от образа жизни и травмирующих событий. Опасность этого состояния в том, что оно поражает весь организм и изменяет поведение человека, его мысли, чувства. Нарушается обмен серотонина, рецепторы эндорфинов деградируют, и радости просто неоткуда браться.

К ноябрю мне требовалось по 3—4 часа, чтобы хотя бы начать планировать рабочий день (к декабрю эти числа выросли). Это время уходило на мысленные понукания к подъёму с кровати и завтраку. Не было никакого стимула работать, но эту проблему я считала несерьёзной, пока не осознала: все те же симптомы уже давно перетекли в другие сферы жизни. Встречи с друзьями я переносила или вообще отменяла. В разговорах не могла сосредоточиться на том, что мне говорят. Составлять предложения было сложно, чаще я отмахивалась односложными фразами. Я всё больше притворялась, что слушаю и понимаю, о чём разговор, что мне интересно, смешно. Мне казалось, что люди должны понимать, что мои глаза совершенно пустые. Меня раздражали самые близкие люди, порой с трудом терпела прикосновения, могла начать скандалить на пустом месте, ссориться, срываться и часами плакать.

Если это эндогенная депрессия, невозможно точно определить, что конкретно послужило толчком к её началу. Это как проблема курицы и яйца: то ли сначала произошёл химический сбой в обмене серотонина, который поспособствовал возникновению стрессового состояния, то ли, наоборот, какой-то ежедневный стресс привёл к сбою. А дальше деструктивные мысли делают своё дело, замыкая круг депрессии. Моё раздражение — частый симптом — приводило к конфликтам, после которых меня накрывало чувство вины, потом я часами мысленно осуждала собственное поведение. От чего настроение, конечно, портилось ещё сильнее. Я ходила по кругу своих загонов — и чем дольше, тем больше мне казалось, что я сделала все возможные неправильные выборы. Потратила годы не на тот карьерный путь, убила душевные силы на ненужных людей в личной жизни, ничему не научилась, я недостаточно умная, недостаточно сильная, недостаточно талантливая; неудивительно, что меня никто по-настоящему не любит и всё в таком духе. Периодически я начинала зацикливаться на каких-то ошибках прошлого, могла провести дни, мысленно обдумывая уже давно неважную ситуацию.

К середине декабря уже вовсю заиграла психосоматика. Сначала «поломался» сон. Без помощи мелатонина я не могла заснуть до семи утра и в лучшем случае спала четыре часа. Я теряла вес, хотя впервые в жизни перестала отказывать себе в сладком — пыталась поднять себе настроение едой. Но к январю гречка и мороженое стали для меня уже примерно одинаково безвкусной едой. Аппетита не было — я ела в основном только хлеб и пила сладкий чай, чтобы что-то соображать. Поднимать трубку на звонки стало тяжёлой задачей. Я подолгу сидела в кафе за кофе, собираясь с силами, чтобы просто попросить счет. Пару-тройку раз у меня получалось весело провести время в компаниях с помощью алкоголя, но после этого ощущение пустоты усиливалось многократно. Всё чаще при выходе в люди я ловила себя на мысли, что лучше бы осталась дома лежать в кровати. Я в прямом смысле теряла деньги на том, что не могла себя заставить позвонить и разобраться в той или иной бытовой ситуации. Это погружение в холодное омертвение, пожалуй, проще всего объяснить описанием дементоров из саги о Гарри Поттере. Помните, как герои чувствовали, будто из жизни исчезло всё хорошее, жизненная сила быстро испарялась и оставалось только ощущение безысходности? Общеизвестный факт: Дж. К. Роулинг придумала дементоров, когда страдала от тяжёлой депрессии.

Реакция окружающих была предсказуемой. «Да ты от безделья маешься, займись спортом / выучи испанский / сходи на танцы / отправься в отпуск / сходи развеяться в бар». Были и претензии вроде «ты думаешь только о себе, ты очень сильно себя жалеешь, посмотри вот на мои проблемы, а я-то справляюсь, поинтересовалась бы, как у других дела». Я не хотела объяснять, что мне тяжело даже умыться, не то что заняться спортом, поэтому замыкалась и избегала общения. Считается, что сила воли — это обязательный атрибут стойкого человека, но это неправда. Сила воли напрямую зависит от состояния психики в той или иной момент времени.

Моё физическое состояние ухудшалось, как и усиливалось равнодушие к своей внешности. Я грызла ногти, носила одно и то же, не умывалась. Мытьё головы казалось сложнейшей задачей, которая требует несколько дней подготовки. Мозг работал всё хуже: я по десять минут перечитывала рабочие письма перед тем, как их отправить — уже не доверяла себе после нескольких идиотских ошибок. В ступоре зависала перед банкоматами, вспоминая пин-код карты, и даже перед собственным подъездом, неправильно набирая код. У меня вылетали из головы дни рождения, номера телефонов; я возвращалась домой, выйдя оттуда без телефона и ключей; постоянно забывала убирать продукты в холодильник на ночь. Рассеянность, всегда преследовавшая меня в той или иной степени, вышла на новый уровень.

По счастливому совпадению в тот же период в рамках расширения кругозора я листала книгу о психических расстройствах и, дойдя до главы о депрессии, с изумлением обнаружила у себя все симптомы. У меня по-прежнему не было желания общаться с людьми и вообще вылезать из постели, но теперь у меня в голове появился новый голос, который осознанно отмечал всё, что со мной происходит. Забавно, но именно научный, как будто сторонний, интерес к своему состоянию в итоге заставил меня предпринять следующий шаг — записаться к психотерапевту.

Уже к концу первого сеанса после ответов на какие-то вопросы врача меня наконец пробило на эмоции. Я осознала: мне не никак, мне плохо. Признание в этом стало первым моим успехом. Депрессия — это не про мрачное настроение, рыдания и истерики. Это про потерю вкуса к жизни, про ощущение падения в болото обыденности. Когда болезнь в такой стадии, нужно обязательно озвучивать близким о том, что с тобой происходит, как бы ни было невмоготу. Не стоит быть наедине со своим бессилием и плохими мыслями. Присутствие других людей поможет если и не вытянуть из этой ямы, так хоть временно решить какие-то бытовые проблемы. Когда я неделю лежала в своей детской комнате, мама ставила возле меня поднос с разной едой, чтобы я хоть что-то съела, и разминала мне спину, которая ужасно болела от постоянного нахождения в позе зародыша. А молодой человек, зашиваясь с учёбой в далёкой Америке, находил время делать за меня таблички для презентаций акционерам и писать макросы, пока я лежала в прострации с закрытыми глазами под звуки очередного сезона сериала.

За неделю до своего двадцатипятилетия я оказалась на антидепрессантах. Походы в бары были окончены — алкоголь запрещается во время их приёма. Проблема с таблетками в том, что ты испытываешь какое-то предвкушение, что тебе вот-вот станет легче, но им нужно время в 2—3 недели, чтобы начать действовать. При этом уже через несколько дней, несмотря на всё ещё негативный настрой, у человека появляется энергия. На пятый день приёма антидепрессантов я проснулась и наконец захотела есть. Настроение по-прежнему было плохое, у меня текли слёзы, пока какао грелось в микроволновке, но у меня были силы. Весь день меня качало от раздражения до почти что улыбки и обратно, мысли шумели в голове и были преимущественно негативными. В этом есть опасность первых недель на антидепрессантах — вероятность суицида увеличивается среди депрессивных пациентов именно в этот период.

Моя энергия превращалась в беспокойство, быструю речь, бурную жестикуляцию, я не могла усидеть на одном месте и нервно кружила по квартире. Мировая практика в таких случаях — прописывать в начале лечения вместе с антидепрессантами транквилизаторы. Однако в России большинство лекарств такого действия приравнены практически к наркотикам. А разрешённые лёгкие транквилизаторы могут и не подействовать на больных в тяжёлом состоянии. Со мной они сработали, и я начала засыпать в нормальное время. Ещё через несколько дней начал возвращаться аппетит.

К четвёртой неделе медикаментозного лечения я заметила значительные улучшения. Мои первые несколько часов по утрам были всё ещё тяжёлыми, но дальше становилось легче. Иногда большую часть дня я чувствовала себя прямо-таки хорошо, ощущала радость и лёгкость, и тем неожиданнее были внезапные приступы беспокойства и отчаяния под вечер. Мои качели настроения всё сильнее раскачивались наверх. Я потихоньку начинала подпевать радио, появился интерес к чтению, рабочие часы проходили довольно спокойно. Тогда я почувствовала, что готова помогать себе выбраться из этого состояния. Дней, в которые я просыпалась с тяжестью в теле и не могла долго встать с кровати, постепенно становилось меньше. Работа перестала раздражать, я снова начала инициировать разные проекты по улучшению процессов и взяла на себя больше обязанностей. Даже не верилось, что ещё совсем недавно все цифры выглядели для меня одинаково, а я по полчаса составляла предложения для рабочих писем.

Уже выздоравливая, я поняла, как долго жила с типичными для депрессии мыслями: я занимаю чужие места во всех сферах жизни, пока не появится кто-то лучше, и тогда про меня легко забудут, и вообще никто и никогда не относился ко мне серьёзно. Я так боялась оказаться брошенной ради чего-то или кого-то другого, что бессознательно провоцировала конфликты и вела себя вызывающе, чтобы конец отношений не был для меня неожиданным. А в наступлении конца я никогда не сомневалась. Моё сознание всё переворачивало с ног на голову, ставя знаки вопроса ко всем проявлениям любви и доброго отношения ко мне. Происходящее вокруг я рассматривала внутри своей парадигмы, основанной на негативных предпосылках — будто ко всему применялась презумпция виновности. Шокирующее открытие такой глубокой степени неуверенности в себе было очень страшным видением.

Я никак не могла понять, почему, зачем это со мной происходит, как и когда это началось. У меня как будто заело коробку передач, и я всё чаще не могла переключиться с режима саморазрушения. Но тот момент был просветлением, я поняла: это состояние не имеет ничего общего с тем, какой я человек на самом деле. Как искривлённая перегородка носа мешает свободно дышать, так и депрессия мешала моей психике нормально работать. Впереди были месяцы психотерапии, тематические книги и постоянная работа над собой.

Сейчас я в процессе лечения и учусь вести с собой правильный внутренний диалог. Я уже спокойно общаюсь с людьми, мне легко делать дела, строить планы. В некоторой степени я оказалась удачливой: многие не сразу находят своего психотерапевта, некоторые пробуют разные антидепрессанты, пока те начнут действовать. Я попала в точку с первого раза в обоих случаях. И то, как будет развиваться дальше моя жизнь, зависит от меня. Я больше не стыжусь своих эмоций, не пытаюсь их подавлять, ведь они часть меня. Теперь я учусь рулить ими, вместо того, чтобы они рулили мной. Я не набираю вес от антидепрессантов (то, чем пугали форумы), а самый поразительный эффект от лечения — у меня перестала болеть голова. Я много лет мучилась от мигреней, которые порой выбивали меня из рабочего режима на несколько дней и от которых не всегда помогали обезболивающие, а оказалось, значительная часть этих болей была простой психосоматикой. Я даже не могла представить, насколько изменится качество моей жизни в ходе психотерапии, и лишь немного жалею, что не отважилась на это несколькими годами ранее.

Я очень хорошо знаю, как сложно распознать в ворохе своих мыслей те, что раскручивают депрессию, являя собой просто выстрелы в воздух. Порой самая простая реакция психики — это просто плыть по течению навязчивых идей и в итоге, конечно же, приплыть не туда. Моей первой задачей было научиться не оставлять без внимания вопрос «ну и что?», маячок которого загорался последние полгода как реакция на все хорошие ситуации. «Ну и что, что отпуск? Ну и что, что завтрак вкусный? Ну и что, что я рядом с любимым человеком?» Этот вопрос обесценивает хорошее. Здесь обязательно нужно ответить себе, почему «ну и то», почему это важно, почему это классно. Нужно вести с внутренним негативом постоянный диалог, чтобы не дать ему распространиться. Нужно научиться останавливаться и отдавать себе отчёт, что эти мысли под собой не имеют никаких оснований. Тяжёлой переменой для меня было начать принимать неизвестность, а не додумывать всё до катастрофы — лишь бы только знать результат. В реальности жизнь не даёт нам никаких гарантий. Ни что она будет счастливой, ни что она будет долгой. Другие люди нам тоже никогда гарантий не дадут. Нужно это осознать и научиться с этим жить.

Нужно постоянно прислушиваться к себе — это действительно важно. Отмечать моменты, которые приносят радость, даже если это совсем мелочь. Теперь я знаю, в какую яму можно упасть, если этого не делать. В современном обществе, которое нацелено на результат, нередки экзистенциальные кризисы, потому что слово «надо» почти заменило понятие «хочется». Однажды перестаёт хотеться, а вместе с этим и окончательно перестаёт быть «надо». Как сказал мне мой психотерапевт, результат у жизни всегда и у всех один, удовольствие удастся получить разве что от процесса. Возможно, для этого придётся полностью пересмотреть свои цели и приоритеты. Для меня было характерно копаться в прошлом и бесконечно рассуждать о будущем, в этих рассуждениях теряется реальность — то, что происходит сейчас, в настоящем.

Это трудная работа. Я могу перечислить несколько случаев, когда я брала на себя слишком много в приступе медикаментозной эйфории, а потом начинала рыдать сразу после пробуждения, не вылезая весь день из кровати. Как вдруг впадала в отчаяние посреди хорошего дня. В эти моменты мой психотерапевт призывал меня притормозить, не раздавать обещания направо и налево, а входить в социальную активность медленно. Учиться не растрачивать всю энергию сразу, а распределять её умеренно.

Чему я научилась? Я навожу порядок и внедряю рутину — в хорошем смысле этого слова — в свою повседневную жизнь. Я знаю, как настроиться на подъём утром и как подготовиться ко сну вечером, не использую никаких гаджетов за едой и так далее. Я отказываюсь от гонки и целей, которые важны не лично мне, а просто привычны так называемым миллениалам. Я стараюсь более спокойно относиться к незначительным проблемам на работе.

Конечно, путь к полному принятию себя такой, какая я есть, ещё не пройден. Переосмысление ценностей за один день получается, скорее всего, только в фильмах под красивую инди-музыку, а реальным людям приходится долго нащупывать правильную для себя форму жизни. Но лень и бессилие — это не недостатки, а звоночки, которые призывают остановиться и взять перерыв. Мы всегда переоцениваем собственную роль в мире, и нам трудно поверить, что планета не рухнет, наша компания не разорится, а близкие не заплачут, если мы «забьём» на работу, возьмём отпуск и будем несколько дней заниматься только тем, чем по-настоящему хочется заниматься.

Любить себя ещё сложнее, чем любить другого человека — слишком хорошо мы себя знаем. Но именно любовь к себе может и должна быть безусловной. Можно тысячу раз за свою жизнь сменить окружение, но единственный человек, который всегда будет рядом, это вы сами.