История Сергея Гриня: как справиться с опасной болезнью и, лишившись кожи и потеряв зрение, начать бегать

— Смотрели фильм «Матрица»? Вот со мной случилось практически то же, что и с главным героем: проглотил таблеточку, и жизнь перевернулась. Двенадцать лет назад у меня поднялась температура. Я принял «антигриппин». Через некоторое время на теле появилась сыпь. Синдром Лайелла проявился не сразу — первые три дня врачи ставили диагноз «корьевая краснуха». Сейчас, получив заочное медицинское образование, понимаю, что это заболевание действительно очень сложно диагностировать. Сначала я оказался в инфекционном отделении, затем меня направили в приёмный покой реанимации. Там моя кожа покрылась волдырями и слезла в течение 15 минут. Моё тело превратилось в огромную кровавую рану. При ожоговом поражении кожи более чем на 50% выживают редко. Представьте, что в моём случае — 100% поражения кожного покрова и 100% поражения слизистой внутренних органов.

 

Мне сделали укол, после которого я забыл про боль. Потом ещё один укол. Морфин. Я жил в галлюцинациях и порой из-за них причинял боль самому себе. Я чувствовал, как отдаляюсь от собственного «я».

 

Врачи упустили тот факт, что при синдроме Лайелла (иначе при «синдроме варёного мяса») сильно страдают глаза. Офтальмолог должен прийти в первые же сутки. Однако ко мне он дошёл на тридцать первые. В результате мои веки завернулись и ресницы изрезали роговицу. В глаза попала инфекция. Затем из-за массовой атаки химическими препаратами мне сожгли слёзный мешок. У меня нет своей слезы. Капаю в глаза каждую минуту.

Никто не верил, что я выживу. У меня в памяти навсегда останется разговор врачей в моей палате:

 

— Гриню лекарства заказывали?

— Зачем? Он вряд ли дотянет до завтра.

 

Попробуйте понять, что происходило в моей голове, когда меня живого уже похоронили. Хотелось крикнуть, но я не мог — рот спаялся, хотелось открыть глаза, но после того, как слезла кожа, на них запеклась кровь. Я запомнил голоса. Когда я встал на ноги, я часами стоял у административной части больницы и пытался расслышать эти голоса. Если бы я услышал их тогда, я бы вгрызся зубами в глотку их обладателям. Но Бог миловал. Я перегорел. Понял, что нужно жить дальше.

 

Хотя суицидальные мысли приходили в голову. Первый раз — когда лежал на больничной койке. Устал от болей. Но остановился. Второй раз помню отчётливее. После очередного лечения остановился в Москве у друга — он жил на 13-м этаже. Даже строчки об этом написал: «Тринадцатый этаж. Окно. Карниз. Встать на карниз — и вниз». Я тогда после гормонов набрал вес — весил 117 килограммов. Больше пяти минут на ногах стоять не мог. Подумал, что так будет лучше для всех: жена погорюет немного и как-то устроит свою жизнь дальше, да и ребёнок был ещё маленьким — к новому папе быстро бы привык. Однако я опять остановился: не для того ведь я из всего этого выкарабкался, чтобы самому себя убить.

Тяжело, когда ты имел всё, а тут раз — и тебя всего лишили. Я учился жить заново: сидеть, говорить, ходить, глаза открывать, даже дышал по новой. Первый год дома я не мог дойти дальше туалета и кухни. А тут ещё и быт надо вести, дела хоть какие-то делать. А это без глаз, блин, тяжко! В первое время у меня ещё и «подгляда» на яркие пятна не было. Со временем стал и прибирать, и готовить. Вообще кухня — это моё. В связи с нынешним спортивным образом жизни очень полюбил кисели разные — удобно, питательно и недорого. После готовки стал совершать короткие вылазки то в магазин, то на прогулку с собаками. Тогда я ещё жил в Хабаровске, и по сравнению с Сочи там всё намного сложнее с условиями для инвалидов. Сочи — благодаря Олимпийским играм — стал для меня неким плацдармом для развития и реализации собственного потенциала. Именно тут я стал экспертом по оценке уровня доступности объектов для инвалидов, тут я стал художником, писателем, спортсменом-любителем. Когда я лежал в больнице, моим соседом был священник. К нему однажды подошла женщина с вопросом: «за что ему всё это?», на что он спокойно ответил: «это не за что, это для чего». Его слова отпечатались в моей памяти. Сейчас понимаю, что без болезни я бы не стал тем, кто я есть сейчас.

В Хабаровске я жил на пятом этаже. И когда молодой человек в 26 лет поднимается домой в несколько подходов, да ещё в сопровождении дикой одышки — это отвратительно. Кроме того, однажды получилось так, что кроме меня некому было забрать ребёнка из садика. А садик находился в километре от дома. В тот день ещё дежурила злая нянечка: она собиралась закрыть садик, а ребёнка оставить ждать родителей в холле. Я, естественно, поспешил туда. Через каждые десять метров останавливался. Этот несчастный километр преодолел больше чем за полчаса. Потом ещё час отдышаться не мог. Тогда и решил, что если не для себя, так для своей семьи я должен попрощаться с килограммами.

 

В районе был кусочек (метров 60) идеального асфальта, по которому редко проезжали машины. Так вот, я там себе смастерил «тренажёр»: натянул металлический трос между трубами и на него надел кусок трубы. Поначалу я просто ходил, держась рукой, а потом начал бегать. Когда пробежал первые 50 метров, готов был выплюнуть лёгкие. Потом пошло по нарастающей: 50, 70, 100 метров… В итоге до отъезда в Сочи разбегался до трёх километров. То же было и с отжиманиями. Первый раз даже руки выпрямить не смог.

 

В общем, потихонечку вошёл в режим и за пять-шесть лет привёл свой вес в норму — со 117 килограммов до 85. А в 2015-м в моей жизни появились беговые клубы. С ними я до десяти километров разбегался, а потом и первые полумарафон и марафон подоспели. И вес марафонский — 70 килограммов — себя не заставил долго ждать.

Последние 12 лет мои глаза постоянно болят. Когда что-то болит монотонно на протяжении долгого времени, человек устаёт. Морально это гораздо тяжелее, чем физически. Я и бегаю-то не только для поддержания формы. Длинные дистанции работают как обезболивающее. Раньше марафон был испытанием, сейчас — медитация, возможность подумать. Во время бега у меня происходит разгрузка. Как я могу бегать по городу, где толпы людей, машины и светофоры? Я всегда говорю: «Не удивляйтесь, если вечером видите меня идущим с тростью, а следующим утром бегущим на том же месте с рюкзаком за спиной». Я прохожу по три-четыре раза будущую беговую дистанцию. К тому же всегда бегаю на небольшой скорости, чтобы если вдруг в кого-нибудь врежусь, успеть среагировать и включить «реверс».

Я всегда говорю, что я не делаю ничего сверхъестественного. Если я пишу, мои мемуары не раскупают огромным тиражом. Тем не менее я второй год подряд попадаю в сборник «Сочинцы пишут о Сочи» со своими небольшими рассказами. Сейчас в процессе работа над двумя книгами. Мои картины тоже не стоят миллионы, но они нравятся людям, они разлетаются по миру. Если я бегаю марафоны, у меня нет цели победить. Я делаю это для себя, но последним не прибегаю. Две недели назад я стал ультрамарафонцем: пробежал 46 километров с набором высоты 1 500 метров (это был горный марафон). Планировал, правда, 52 километра, но подвернул ногу и решил не усугублять ситуацию. Ведь опять же — я работаю на себя.

Сейчас я стал членом беговой команды, с которой планирую победить в челлендже «Путь тигра». Задача каждой команды — до конца года пробежать дистанцию от Владивостока до Сочи (это 9 960 километров). Кто первый, тот и победит. Меня приняли в сильную команду, горжусь этим. Ещё мечтаю сделать свою выставку там, где это будет по-настоящему интересно. Ориентируюсь на заграницу: Мельбурн, Берлин. Хочу дописать книги. Пускай они будут в свободном доступе — я не рассматриваю их как коммерческий проект.

 

Кстати, у меня появилось сильное желание пробежать сто километров. Думаю, через год-полтора сделаю это.