«Онкобольные — самые счастливые люди». История женщины, которая вылечилась и усыновила 9 детей

— Незадолго до того как я узнала о своём диагнозе, мы с мужем проходили медкомиссию — нам нужно было получить заключение органов опеки, чтобы стать кандидатами в приёмные родители. До этого мы были постоянными волонтёрами в школе-интернате, но в какой-то момент осознали, что если ты реально хочешь помочь ребёнку, его нужно забрать домой. В результате всех обследований у меня ничего не обнаружили. Я в принципе отлично себя чувствовала.

 

Спустя два месяца, когда у нас на руках было заветное заключение, я нащупала у себя в груди небольшую шишку. Несмотря на то что муж посоветовал сразу идти в больницу, я медлила. Вместо этого я поделилась своей проблемой с подругой. Она сказала, что это киста — нужно повязать пуховой платок и всё само рассосётся. Я наивно поверила и сделала так, как она сказала, но на вторую или третью ночь мне стало жарко, и я, сняв платок, обнаружила, что шишка за несколько дней увеличилась, а в подмышке образовалась ещё одна.

Когда я пришла к врачу, он, осмотрев меня, встревожился. По испугу в его глазах я поняла: это не просто шишка. Мне дали направление к маммологу в онкодиспансер. Там пожилая женщина-онколог сказала, что кисты не образуются в подмышках и что мой случай — это нечто более сложное. На следующий день у меня взяли пункцию и через неделю сказали приходить за результатом. Меня не пугали, но внутри поселился страх. Я не понимала, что происходит, но думала — всё пройдёт, сейчас всё лечится. Когда я пришла за диагнозом, врач, увидев меня, сообщила, что всё плохо и что грудь нужно полностью удалить, причём как можно скорее. Сказать, что я была в шоке, не сказать ничего. Наверное, это прозвучало глупо, но я спросила — а что там тогда будет? Врач мне ответила: «Рубец». Не поднимая глаз, она дала мне список врачей, которых я должна была пройти перед операцией. Я вышла из её кабинета и в слезах опустилась на лавку в коридоре.

 

Это было самое начало декабря 2010 года — выпал первый снег. Я не помню, как добралась до поликлиники — муж, которому я сразу же позвонила, был там. Мы уже ходили в детский дом, присматривали мальчишек, и я не знала, что теперь делать. Муж предложил взять паузу, сказал: «Не переживай и не бойся удалять грудь. Многие женщины живут без неё — в этом нет ничего страшного. Главное — остановить процесс. Главное, чтобы ты жила».

Несмотря на то что я успела сдать все анализы и пройти все обследования за четыре дня, я долго колебалась, идти или не идти на операцию. Я читала, что есть много разных способов лечения и думала лечиться чистотелом или грибами. Думала попробовать другое питание, промывание желудка, что-то из нетрадиционных методов терапии. Но так как я глубоко верующий человек, я решила обратиться в церковь. Там мне сказали соглашаться на операцию. За меня помолились, помазали меня елеем — и я поехала в больницу.

 

Я ни с кем не договаривалась, никого из врачей не знала, у меня не было квоты — я обратилась в обычную орловскую больницу. Дома оставались трое детей, и в глубине души я понимала, что есть вещи, которые зависят не от врачей, а от Бога. Я всецело ему доверилась и не стала искать знакомых и поднимать какие-то связи. Когда меня обследовали ещё раз, уже перед операцией, онколог-хирург сказала, что, возможно, получится сохранить грудь.

 

И получилось. Грудь удалось сохранить.

В голове периодически возникал вопрос — за что? Это наказание? Или испытание для меня и моей семьи? Или это слово «стоп», написанное большими красными буквами, из-за того, что мы решили взять приёмных детей? Было много разных мыслей, но этот вопрос не переставал звучать. На девятые сутки после операции у меня случился кризис — забилась дренажная трубка для отвода лимфы. Поднялась температура, я не могла спать, несколько раз падала в обморок перед операционной. В палате нас было девять человек, и все девочки скинули свои одеяла, чтобы попытаться меня согреть. Ничего не помогало — температура «долбила» изнутри. В голове была только одна мысль: «Для чего всё это?» Я была в ужасе, чувствовала себя маленькой девочкой.

Ещё в юности я зачитывалась книгой «Раковый корпус» Солженицына. Когда я брала её в библиотеке, меня спросили, смогу ли я её прочитать, ведь психологически она очень тяжёлая. Но когда я впервые пошла на радиооблучение, у меня не было страха — я читала об этом и представляла себе бункер именно так — с широкими каменными стенами, призванными отгородить больных людей от здоровых и защитить последних от радиации. Я понимала, что есть те, кто не выйдет отсюда, а есть те, кто выйдет, но будет жить уже по-другому.

Я решила честно поговорить о болезни с детьми. Я сказала им: «Да, Бог допустил, что у меня рак, но мы справимся. И даже если он решит, что я уйду, Он позаботится о вас — вы не останетесь одни». Помню, в больнице я попросила мужа: «Если мне предстоит уйти, не делай из меня идола. Обязательно женись. Живым нужно думать о живых и жить дальше — если не ради себя, то ради детей». Тогда старшей дочери было 14 лет, второй дочери — 12, а сыну — 10. Конечно, детей очень тяжело отпускать — мне было больно от мысли, что я не увижу, как выходит замуж дочь, что я не смогу ей поправить свадебную причёску, не смогу посоветовать, какое платье лучше выбрать, не смогу поделиться какими-то секретами, не увижу, как взрослеет и мужает мой сын. Я обо всём этом думала.

 

Знаете, там ночью практически никто не спит. Все плачут — каждый прокручивает свою жизнь и думает. Очень много думает. Там нет неверующих людей — все цепляются за Бога как за единственную, последнюю и самую правильную надежду. Ночами, когда хотелось выть в подушку, я просто читала Псалтырь или Священное Писание. Мне это помогало.

Бывает, просыпаешься утром, смотришь в окно — там солнце, погода прекрасная, — и думаешь, как хорошо. А потом раз — и вспоминаешь: у тебя рак. Эта мысль не покидала меня около года. Мне в принципе было интересно, наступит ли вообще момент, когда я не буду об этом думать. И сейчас — когда прошло семь лет — я просыпаюсь и больше не задумываюсь о том, что больна.

Я прошла шесть сеансов химиотерапии, 25 сеансов радиооблучения, два года гормонотерапии. Я прибавила 15 килограммов к своему обычному весу — первое время у меня были синяки на боках, потому что я не могла вписаться в углы, привыкая к новому телу. Я благодарна судьбе за то, что спустя полгода — во время химиотерапии — я попала в группу «Женское здоровье». Поддержка людей, которые сами испытали все ужасы болезни, дорогого стоит. Эти женщины знают, что такое тошнота после химии, облысение, неловкость в бассейне из-за недостатков собственного тела. Но главное — я увидела женщин, которые живут после диагноза. Кто-то три года, кто-то пять лет, кто-то семь. Вернувшись домой после первой такой встречи, я сказала мужу — если я проживу хотя бы пять лет и мы не возьмём ни одного ребенка, я буду оглядываться на каждый прожитый день с тоской, потому что прожила его напрасно. Ведь даже если я уйду через пять лет, то у этого ребёнка уже будет что помнить. Для него даже эти пять лет важны. Они лучше, чем жизнь в детском доме.

 

Всё сошлось как пазл — мы с мужем пришли в детский дом и там познакомились с двумя братиками. Тогда я задала мужу вопрос «Ты уверен? Потому что если со мной что-то случится, ты останешься вдовцом не с тремя детьми, а с пятью». Он сказал: «Да, я беру на себя всю ответственность». Так у нас появились первые приёмные дети.

Сейчас, спустя семь лет, моё основное занятие — это быть мамой 12 детей. Мы с мужем усыновили девять ребят. Наши дети приняли малышей с открытым сердцем, понимая, что всё уже позади — болезнь мы победили (и да, я дожила до свадьбы старшей дочери). Кроме того, я веду активную волонтёрскую деятельность в группе «Женское здоровье». Каждые две недели мы ходим с девочками на встречи с женщинами, которых только что прооперировали. Они ещё сидят с «баклажками», с мокрыми от слёз глазами — они через всё это только проходят. Мы делимся с ними своими историями, рассказываем, что есть жизнь после рака и что болезнь нужно победить в трёх составляющих: духе, душе и теле. Не нужно игнорировать предписания врачей и думать, что бабушки и целебные травы помогут. Нет, они только усугубят. У меня тоже был момент «торговли» — непринятия диагноза. Я думала, может, я случайно здесь оказалась. И когда мне назначили химиотерапию, я сначала отказалась. Вместо лечения я поехала в Москву — к доктору, которой доверяла. Она перепроверила все данные ещё раз и поставила точно такой же диагноз, что и врачи в Орле. Тогда она спросила меня, почему я отказалась от терапии. Я ответила — мне страшно, жалко печень, которая разрушается от лекарств, жалко густые длинные волосы. На это врач мне сказала: «На одной чаше весов лежит твоя жизнь, на другой — красивые волосы. Если ты собралась умирать, зачем тебе в гробу красивые волосы? Если ты умрёшь, то какая тебе разница, умрёшь ты с больной печенью или со здоровой?» Это стало своеобразным толчком, отрезвляющим моментом — я вернулась домой и на следующий день пошла на первую химиотерапию. Сейчас я каждый год прохожу обследования — это нужно для меня и моего спокойствия.

 

Иногда к нам в группу «Женское здоровье» приходят психологи-онкологи, иногда оперирующие врачи, плюс у нас есть бесплатная ЛФК для разработки рук. Благотворительный фонд «Вольное дело», который нас поддерживает, оплачивает нам билеты в театр (у нас даже была поездка в воронежский дельфинарий). Это здорово, когда чувствуешь плечо человека, который с тобой в одной лодке. Ведь среди больных есть администраторы, начальники, сотрудники банков, которые никому не могут рассказать о своём диагнозе из-за страха потерять работу. К сожалению, у нас ещё не везде относятся к онкологии спокойно и с пониманием.

Однозначно нужно бороться. Нужно пересмотреть свои цели и определить, что не успел сделать. Сделать по-настоящему — без мишуры, с осознанием того, что время ограничено. При этом нужно понимать, что есть вещи, которые тебе неподвластны. Ты не можешь всё расписать и спланировать. Болезнь не щадит никого — она всегда застаёт врасплох. Нет никого, кто был бы к ней готов.

 

Кто-то сказал: онкобольные — самые счастливые люди. Как бы это страшно и странно ни звучало, но в этом есть доля правды. Болезнь — это возможность многое переосмыслить, многое обдумать и приготовиться. Мы все рано или поздно предстанем перед Судом. Однако рак можно победить. Нужно собрать всю силу воли и бороться. Да, лечение — не такой быстрый процесс, как нам хотелось бы, но чем раньше его начать, тем лучше. Я жалею, что не обратилась в больницу раньше, жалею, что пыталась заниматься самолечением, жалею, что ни разу не делала маммографию. Многого можно было бы избежать. Если человек проходит обследования и следит за своим здоровьем, ему будет легче вылечиться — он сможет жить более мудрой, более настоящей жизнью.

В рамках Всемирного месяца борьбы против рака груди благотворительная программа «Женское здоровье» фонда «Вольное дело» и компания Philips продолжают заниматься всероссийской социальной инициативой #ЯПРОШЛА. В октябре вышел авторский фильм Леонида Парфёнова и Катерины Гордеевой о борьбе с раком груди (его можно посмотреть ЗДЕСЬ) и были организованы бесплатные диагностические обследования для женщин по всей России. Подробности социальной кампании против рака груди #ЯПРОШЛА можно узнать на сайте Philips.